Глава 5. Томас Ри и Слава Серегин

     15
     Влада сосредоточенно водила щупом нейротестера по неподвижно стоявшему перед ней на столе разведчику. Время от времени она кидала взгляд на экран консоли, на котором выводились разноцветные синусоиды. Ни одна из них не показывала искажений. Девушка откинула с лица прядь темных волнистых волос, вздохнула и запустила тестовую проверку. Просмотрев начало вывода ее сообщений, она повернулась ко мне:
     - Часа на два проверка. Слушай, чего ты все-таки от него ждешь?
     Маленький разведчик был нами принесен с полянки, на которой он простоял сутки.
     - Я жду сдвига его времени, как на моем коммуникаторе, - сказал я. – Он же записывает свое время.
     - Твой коммуникатор изменил свое сдвинутое время, как только ты ушел с полянки, - заметила Влада. – Тут может быть то же самое. Я просто думала, что возможно какое-то влияние на его цепи, вот и проверяла. Но ничего нет. Пока проверяется, я пошла в бассейн. Ты остаешься тут?
     Я кивнул. Накануне мы пытались «поймать» сдвиг времени на коммуникаторе, вновь поместив его на полянку и укутав всевозможными датчиками. Но сам по себе он лежал там совершенно спокойно, и ничего не происходило. Время изменялось, когда его брал в руки я. У меня скреблась идея взять в руки разведчика, но Влада была категорически против.
     Девушка ушла, а мы с Пусем остались сидеть в гостевом кресле операторского зала. Оно было большим и уютным.
     - Вебсик, нужна помощь, - попросил я.
     Но наш «эксперт» не откликался. Последнее время он был всецело поглощен созданием своей новой «обители» из ячеек суперкомпьютера, которых ему натащили с Космосклада. Я уже говорил, что для них была расчищена порядочная площадка, и «под начало» Вебсика поступил десяток кибермонтажников. Эти паукообразные там теперь ползали круглосуточно. Собирать было сложно, поскольку космического вакуума и холода тут не было, и все ячейки были закрыты герметичными кожухами охлаждения, а лазерные линии связи заменяли световоды. Помимо всего прочего, Вебсик собирал ячейки в пространственной структуре, располагая их на разных уровнях. Вырисовывалось что-то вроде цветка из пирамидок. При восходе и заходе солнца это смотрелось просто волшебно. Среди гор распускался цветок. 
     - Пусь, помогай думать! – пощекотал я своего лохматого друга.
     Пес поднял свою мордашку и ткнулся холодным носом в сгиб руки. На днях его подросшее потомство задало своему папаше-«философу» такого трепака, что он, похоже, охладел к задачам его воспитания и стремился больше быть со мной. Джеку щенки еще «слушались». Двоих Слава и Марта уже пристроили, с нами оставалось четверо маленьких «оторв». Их прозвали «мушкетерами», дав им имена, созвучные легендарным героям старинного писателя, которым сейчас вечерами зачитывалась Влада.
     - Вебсик! – снова позвал я.
     На сей раз он откликнулся.
     - Вебсик, помоги понять причину сдвига времени в коммуникаторе, - попросил я.
     - Ты его сдвинул, - прозвучало в ответ.
     - Вебсик, не понимаю!...
     - Вы, люди, можете замедлять свое время. Сохранять детство в душе. Сохранять настрой и приходить к нему. Ваши мысли материальны. Это просто. Подумай сам.
     - Но я на полянке ничего не замедлял!
     - Ты подсознательно хотел, чтобы оно замедлилось. Излучил желание. Оно исполнилось.
     Больше ничего я от Вебсика добиться не смог. По нему выходило, что я еще и во всем виноват.
     Загудел мой коммуникатор.
     - Доктор Кивин? – спросил незнакомый мужской голос.
     - Да, это я.
     - Доктор Кивин, извините, что беспокоим. Это «Луна-10», администратор лунопорта.
     Меня зовут Томас Ри.
     - Очень приятно, чем могу служить?
     -Доктор Кивин, тут у нас  зафиксирована серия сигналов от только что открытого мемориала. Странно очень, там никаких передатчиков нет. Мы можем вам переслать запись?
     - Буду признателен, - тотчас ответил я.  - И, если будут повторы или новые, – тоже.
     - Обязательно, - пообещал Ри и отключился.
     - Пусь, срочно найди Владу, - попросил я песика. – и скорее идите с ней сюда.
     Когда встревоженная Влада с мокрыми волосами в сопровождении Пуся прибежала ко мне, то я уже имел в руках флешку с записью информации с Луны. 
     - Вот, посмотри, только что с «Луны-10»  передали. Сигналы идут от мемориала.
     Влада удивленно посмотрела на меня, взяла пластинку и вставила в ридер. На слух мы ничего не уловили, но Пусь забеспокоился.
     - Может, ультразвук? – спросил я.
     Влада задумалась, потом надела лежавший на консоли обруч и лицо ее прояснилось. Она сняла обруч и протянула мне. Когда я его надел, в голове зазвучала мыслеречь. Это было Владино обращение к родителям, произнесенное при открытии мемориала. Но как и кем оно там записалось? И как вообще с флешки запись шла в обруч и становилась мыслеречью? Я прослушал запись от начала до конца полностью. Обычно мыслеречь передается монотонно, приглушенно, без эмоциональной и тембровой окраски, а тут один и тот же текст звучал дважды, сперва мужским, а потом женским голосом. Женский был сильно похож на голос Влады. Наужели?..
     Я посмотрел на Владу и понял, что догадка верна. Она слышала голоса своих погибших родителей.
     Подтвердить, что это были именно они, мог только Слава, знавший их лично. Влада рассказала Марте о неожиданном сюрпризе с Луны, и они вдвоем попытались уточнить у Славы, помнит ли он голоса Смита и Эльзы. Тот ответил утвердительно, и ему дали прослушать эту запись. Реакция была странная. Слава встал и протянул руку в приветствии, словно видя перед собой погибших друзей. Запись уже кончилась, а он все стоял… Через несколько минут Слава повернулся ко мне. Я быстро нахлобучил на свою голову первый попавшийся под руку обруч, зная, что мыслеречь ждать не любит.
     «Они сохранены для Влады. Она их проявила», - передал мне Слава. 
     Когда-то, во учебы в историческом колледже, я прослушал спецкурс «История древних верований и магии», вот там было про «Крещенские гадания» и спиритические сеансы с блюдечком. Помню, как мы в общежитии потом «вызывали духов». За компанию я тоже спросил очередного духа, сколько лет мне до защиты докторской. Получил в ответ цифру, усомнился, что долговато, а ведь так оно и вышло… Вспомнилось мне это потому, что тот дух как бы тоже  «проявился» и «отвечал» на вопросы через «да» или «нет».
     Почему-то никто из нас, словно сговорившись, не поднимал тему возможности какого-либо дальнейшего контакта с погибшими родителями Влады. Сама она, казалось, не придала этому случаю особого значения и усердно продолжала помогать мне готовить эксперимент на вокзале в Соловье. С Луны больше никто не вызывал, Ростиславу Петровичу мы про «лунные голоса» рассказали. Он тоже отнесся к ним спокойно.  Один только Слава несколько раз пытался мне высказать какую-то мысль по поводу этого, но у него не получалось никак ее сформулировать. Я заметил, что он пытается понять, могут ли голоса быть чем-то опасны для Влады. Свою дочь он по-прежнему оберегал, как мог.
     16
     Прошло несколько недель. Помню, мы с Пусем сидели вечером на скамейке у дровницы и наблюдали, как его подросшее потомство носится с мячиком, наскакивая больше друг на друга, чем на сам мяч. Джеки не было видно. Влада и Марта зачем-то улетели в санаторий Космофлота и вот-вот должны были вернуться.  Днем я отвез с поездом в Соловей и оставил там в тупике на станции прицепной вагон с аппаратурой, которую мы настроили для эксперимента. Сам эксперимент планировали провести завтра.
     Пусь тронул меня лапой и поднял мордашку к небу. «Летят наши», - подумал я.
     - Ну, пошли встречать, что ли? – потрепал я своего маленького друга.
     Да, точно, они прилетели. Вместе с ними прибыл какой-то невысокий мужчина. Подойдя ближе, я заметил у него на груди космофлотовской куртки лунный жетон.
     Это оказался тот самый Томас Ри, который мне звонил. Пусь его запомнил по тому нашему визиту на Луну и поприветствовал, а у меня как-то знакомство не отложилось в памяти. Ну, поправимо, перезнакомились заново. Ри привез с собой видеокартину мемориала в подарок Владе. 
     Из короткого рассказа Ри, когда мы после ужина сидели с ним в креслах у камина в кабинете, я понял, что серии сигналов повторялись и были связаны с полнолуниями. Он получил мою информацию о том, что нам удалось тогда обнаружить, наладил автоматическую регистрацию новых серий и даже совершил вылазку к предполагаемому источнику сигналов. Ри оказался симпатичным парнем. Говорил он мало, умел слушать, было видно, что организатор неплохой. Да плохого администратором космопорта не поставят.
     - Я не знаю  замысла архитектора мемориала, - сообщил Ри, - но вся плита окружена по периметру цепочкой светоотражающих элементов пирамидальной формы. Некоторые из них мне показался странными: они чуть приподняты над остальными на подставке…
     - Шестиугольной формы основание и трехгранная пирамидка сверху? – быстро переспросил я.
     - А откуда вы знаете? Да, почти правильный шестиугольник-пирамидка внизу.
     - А какого цвета?
     - Все черное, и пирамидка, и подставка эта…
     - А почему вы думаете, что сигнал идет от них?
     Ри пожал плечами.
     - А необычно только оно. Я выходил в скафандре, все там просмотрел и во время передачи пеленг взял. Точность до миллиметра.
     - Спасибо, Томас… - Я посмотрел собеседнику в глаза. – А вы не пытались взять их  в руки?
     - Ну в перчатках скафандра это сложно сделать, - засмеялся он. – не тот размер. Они же совсем маленькие. 
     - Я писал вам, что Влада на церемонии была в обруче для мыслеречи. Есть тут у нас такая штука, помогает вот с ним беседовать, - я кивнул на развалившегося на коврике Пуся. – И с отцом Влады, который от контузии слух и речь потерял. Не исключено, что кристаллы этого обруча что-то зафиксировали на пирамидках, тем более что тогда полнолуние и было. А тембровая окраска голоса – голоса родителей могли у Влады в подсознании сохраниться, она же их слышала. Но пирамидки странные, согласен. Вы надолго на Землю?
     - Неделю по работе, потом отпуск хочу провести, - ответил Ри. – Родителей навестить надо, они у меня земляне. 
     И тут ко мне пришла идея. Если обруч и впрямь мог записать Владино обращение на пирамидке, которая находилась на поверхности Луны, то можно попробовать подготовить лечебный настрой,  сделать копию той пирамидки, поехать вновь на Луну самим или попросить записать настрой кого-нибудь из «лунян», а потом привезти пирамидку с записью на землю, надеть обручи нашим мальчикам и… Нет, в этом что-то есть.
     Ри видел, что меня что-то «посетило», и терпеливо дожидался.
     - Томас, - наконец сказал я. – Спасибо вам большое, не смею просить, но мне кажется, что  вы можете нам сильно помочь. У нас двое контуженных мальчиков. Состояние тяжелое. Есть идея попробовать записать и транслировать им в мозг лечебные настрои.
     - Записать на Луне на пирамидке? Или сделать ее копию и записать на ней? – быстро схватил идею Ри.
     - Записать на копии, но это должна быть совершенно точная копия…
     - Это искусственно выращенные кристаллы, - покачал головой Ри. – Или вообще дефектный кристалл со случайными свойствами. Без  исследования оригинала не понять.
     - Томас, вы сможете узнать, где заказали этот мемориал, и кто мог сделать кристаллы?
     - Думаю, что да, - кивнул он. 
     - У меня есть еще предположение, что кристалл мог измениться под воздействием внешней среды – космоса и действовать только в нем. Тогда земное его применение может стать невозможным. Но пробовать стоит. Ребят надо спасать.
     Мы еще немного поговорили, потом Томас улетел в санаторий, где остановился. Я  пересказал перед сном новости Владе. 
     - Скучать не будем, - улыбнулась она. – Что-то подобное и мне в голову приходило, но я не развивала эту тему. Технически изменить тембр речи можно,  тут больше вопрос в записи, в том, как она оказалась возможной. Думаю, что ты прав – подсознательно я помню их голоса, иначе сразу бы не признала. Но я проверила – одна и та же запись произносится разными голосами, это просто наложенная на мыслеречь имитация голосов. А передача может инициироваться космическими факторами, недаром же она идет только в полнолуние. Записать настрои стоит попробовать, но их должен создать Вебсик. 
     Влада зевнула и потянулась к столику за книгой. Последнее время она пристрастилась к бумажным изданиям, находя их более «духовными», чем электронные для ридера. Мой «заветный» шкаф был уже почти весь прочитан. Как понимаю, предстояло расширение книжной библиотеки, поскольку Влада и Марта облюбовали под нее на первом этаже дома комнатку и вынесли из нее все складированное оборудование. Конечно, современные книги печатают «по требованию» не на бумаге, переплеты из пластика, - ощущение не то. 
     - Не зачитывайся, - посоветовал я. – Завтра день тяжелый…
     17
     От платформы в Загорном к Соловью «дизель» уходил в десять утра. Мы с Владой специально не добирались по воздуху, чтобы ненароком не вызвать каких-либо возмущений окружающей среды. Вагон был пустой, только мы двое. Пуся оставили дома, несмотря на все его протесты.
     Задача была самая простая – поймать и зафиксировать сдвиг времени. И вынести любой «сдвинутый» предмет наружу. Обладая личным «хронотехником» в лице Влады и получив год назад изрядную порцию интеллектуального багажа по программе Института Времени, я, по идее, должен был все это проделать играючи. Но, чтобы делать, нужно знать «как» делать, а в этом как раз были сомнения.
     Пока Влада открывала наш стоявший в тупике вагон (воистину, раритетная теплушка, даже надписи «Главпродукт» на боках..), я обошел его кругом. Где близнецы такой откопали – не знаю. Как привезли, открыли - так там дух консервный стоит еще. Это ж времен детства моих родителей вагон. В мусоре на полу нашел даже обрывок накладной с сохранившимися словами «Адресат: изыскательная партия…». Заглянул в проем двери.
     Влада уже запускала комплекс оборудования. Оно было размещено по стенам на стеллажах, в центре стояло кресло для наблюдателя с экраном обзора и его пульт. Прямо у двери были сложены в кучку те предметы, которые я планировал отнести в центр мозаики в здании вокзала. Тут был предоставленный Ростиславом Петровичем старинный судовой хронометр, который уже некогда побывал в объятиях «Бермудского треугольника» и показал сдвиг времени (всего на пять минут отстал, но вошел в историю). Из лабораторий СБ прислали пару каких-то приборов в  блестящих серых футлярах. Было четыре датчика с простыми стрелочными компасами, которые я должен был там расставить по осям «север – восток – запад – юг» (другие для контроля возможного сдвига располагались вне здания вокзала). И был я сам, конечно. Помню, что в тот момент у меня возникло чувство братства с предметами той кучки.
     - У меня – готово, - сообщила Влада, протягивая мне приличный моток толстой веревки. На ней настояла она сама, считая, что это поможет, если что, меня вытащить. Я отнесся к веревке скептически, но спорить не стал.
     «Дизель» уже давно уехал дальше по маршруту, и мы с помощью лебедки перетащили вагон из тупика к платформе, поставив его прямо перед входом в здание вокзала. Входные двери я широко раскрыл и зафиксировал кусочками камня. Можно было идти.
     Я обвязался веревкой, взял в тканевый мешок приготовленные предметы и отправился вовнутрь. Там пыль уже скрыла все следы, оставленные в прошлый раз, и лежала на полу тонким слоем дыма. Я методично расставил свою ношу по заранее намеченным местам, проверил ориентацию датчиков и прошел к скамейке, из-под которой тогда видел образ пирамиды. Тут произошла некоторая заминка, но, наконец, я припал к полу щекой почти так же как в прошлый раз. Если смотреть прямо, то ничего заметно не было, но боковым зрением я увидел, как мозаика вдруг выросла вверх почти до потолка в полупрозрачную пирамиду. Есть! Теперь можно было идти самому.
     Я знал, что установленные камеры фиксируют каждое мое движение и Влада все видит. Не удержался – оказал ей большой палец и, быстро дойдя до середины зала, лег в центр мозаики головой на восток. Засек по своему коммуникатору время и запустил его таймер. Лежать я должен был час.
     У меня была идея за этот час попробовать сконцентрироваться на желании получить нечто лечебное для наших мальчишек, но, что именно это должно быть, я не знал и поэтому не был особенно уверен в успехе. Но попытка – не пытка, как раньше говорили. Сейчас уже и смысл слова «пытка» мало кто поймет… Я начал мысленно «подгребать» под себя пространство, представляя, что оно меня поднимает вверх к вершине пирамиды, и – очнулся от звона таймера и боли от веревки, которая меня куда-то тащила.
     Я не сразу сообразил, что час уже прошел, а тащит меня Влада, упираясь ногами в створку входной двери. Я помахал ей рукой и вскочил на ноги. Она со слезами бросилась мне на грудь.
     - Ну не надо так, Владик, ничего ж не случилось, - целовал и утешал ее я.
     - Да, - всхлипнула она, - таймер орет, а ты не двигаешься….
     - А я вроде заснул там, - признался я. – как – сам не знаю. И ничего не помню. Ты заметила чего-нибудь?
     Она кивнула.
     Датчики с компасами, которые я дополнительно проверил перед тем, как лечь, оказались сдвинуты относительно внешних на угол в 3 градуса. Механический хронометр, извлеченный из зоны эксперимента, отстал относительно эталона в вагоне на 30 секунд, что было в остальных – не знаю, их надо было доставить в лаборатории. Сигнал таймера от моего коммуникатора тоже прозвучал с опозданием. Влада уже вызвала коптер для отсылки результатов. 
     Я понимал, что полученные нами результаты являются аргументами за развертывание исследований этого феномена, поэтому тщательно проследил их фиксацию и отправку. Ион, который прилетел на этом коптере, получил полный рассказ от нас обоих «под запись» для Ростислава Петровича. Ион улетел, а я, сидя на кресле в теплушке, проходил экспресс-диагностику. Отклонений от нормы не было. 
     Нас с Владой забрал Зет на другой машине, прилетевшей следом. С Зетом прибыл Пусь, который забрался в коптер сам и оказал яростное сопротивление попыткам его выдворить. Всю дорогу он с Зетом «не разговаривал», но, увидев нас с Владой невредимыми, мгновенно сменил гнев на милость.  Характерно, что в здание вокзала он отказался входить наотрез.
     18
     Простая арифметика – за сутки время в мозаике на вокзале замедлялось на 12 минут. За год такое замедление составляло около трех суток. Мизер, конечно… Но, все-таки, есть! Это немного обнадеживало. Следующий шаг – замеры в ущелье на Великой тропе. Меня напрягало то, что результаты эксперимента, как ни верти, связаны с моей персоной. Повторные замеры, проведенные с участием Иона и Зета ничего не дали. Мозаика реагировала только на меня. Рвалась участвовать и Влада, но мы все дружно этому воспротивились, интуитивно чувствуя, что ее к сдвигу времени подпускать нельзя. А вот Слава…
     Слава нас всех однажды серьезно озадачил. За обедом или ужином (уже не помню точно) во время общей беседы он вдруг поднял руку, прося внимания. Слава в это время активно учился читать по губам и, наверное, что-то из того, о чем мы говорили, он понимал. Свою глухоту и онемение он переносил мужественно, не давая нам никаких поводов его жалеть. Во время беседы Слава смотрел то на одного, то на другого говорящего и, наконец, сам поднял руку, принял участие. Это могло только радовать. Смотрел он на Владу, это означало, что его мыслеречь будет адресована ей. Их диалог был недолгим. 
     - Папа просит найти в его дневнике записи про вокзал в Соловье, - сказала нам потом Влада. - Там было что-то важное. И записи про наш замок. Говорит, что я тогда совсем маленькой еще была. Старые записи.
     Марта кивнула.
     - Я знаю, о чем речь, - сказала она. – Его записи про стазис. Он тогда пытался сделать доклад на институтской конференции, но его не выпустили с ним. Черновики он послал в архив по общественным наукам, я помню, сама отправляла.
     - У меня там однокашник работал, можно попросить поискать, - ответил я. – Или через Вебсика.
     - Погодите, у меня еще не все, - остановила нас Влада. – папа считает, что мозаика на вокзале «управляется» из замка и есть еще одна – в нашем доме.
     - В холле вроде бы, - кивнул присутствовавший в тот день за столом Ион. – Я уже как-то говорил об этом. Вот поедем скоро с братом маму навестить и уточним у нее. Она должна помнить.
     - А Наташа не хочет к нам погостить приехать? А то и совсем в Загорный вернуться? Я бы ей наш дом в поселке отдала, - предложила Марта.
     - А что, идея, - оживился  Ион. – Стоит попробовать уговорить. Тем более, что она сама хотела вернуться после папы… Жилья ей много не надо, пару комнат, а остальное – под выставку папиных картин. Он же тут их создавал.
     - С картинами надо посмотреть, - вставил я, - может специальное здание для них построить. Это не проблема.  Либо в старой гостинице разместить – все равно она пустует.   
     Второй раз Слава озадачил меня в гостиной. Я, по обыкновению, стоял перед картиной с морем и размышлял. Тут мне особенно хорошо думалось. Вебсик все еще был занят своим обустройством и просил его пока особо «не спрашивать». Конструкция его «жилья» внешне была уже закончена, и работы переместились во внутрь. Ион привез ему коробку микромонтажников, совсем микроскопические паучки такие… Так вот, стою, углубившись в свои мысли, и вдруг кто-то трогает за локоть. Обернулся – Слава. Понял, что ему надо что-то мне передать, и надел обруч.
     «Пойдем на берег, поговорим там», - передал мне он.
     Прежде чем я успел ему ответить, он обнял меня за плечи, и знакомая пелена перехода накатила на сознание. Я с упоением вдохнул запах моря. Слава отошел к краю обрыва и смотрел вниз на волны.
     - Это волны времени, - вдруг голосом сказал он. Голос у него стал глуховатый, но почти как раньше. – Видишь, Юрий, берег их останавливает.
     - Мы тебя с Владой из них вытащили тут, - сказал я ему. – Вон там отпечаток тела твоего на песке остался.
     - Вижу, - кивнул он. – Волны и берег – разные среды. Вы меня перенесли. Во времени вам бы не удалось меня спасти. Нельзя остановить время.
     До меня начало что-то доходить. Слава сам или с помощью Вебсика пытается мне сообщить нечто важное. Это не просто прогулка.
     - Ты хочешь сказать, что то, что мы пытаемся найти, не останавливает время, а просто перемещает предмет в другую среду, в котором оно, как бы точнее сказать… - я задумался.
     - В котором оно не ощущается, - помог Слава. – Примерно так.
     - Мы ищем это прежде всего ради мальчиков, - сказал я.
     Слава кивнул.
     - Я знаю. Но им нельзя помочь только сдвигом времени. Сперва нужно перестроить их энергетику, заложить новый информационный каркас вместо контуженного «шарахой». Организм похож на компьютер, он зависит от заложенной программы. Это и делает Вебсик. Не нужно спешить.
     - Слава, а с тобой так же было?
     - Почти. Только кто-то еще попытался меня скопировать. Мальчиков не пытались.
     - Слава, а что – скопировать? Мы в первый раз с Владой и разведчиком нащли твое тело…
     - Скопировалась информация о плотном теле, и по ней возник муляж. Как – не знаю. Информацию о «тонких телах» в нашей вселенной  скопировать невозможно, только о плотном. И таких муляжей может быть много. Только, зачем они нужны? Не знаю.
     - А Вебсик?...
     - Вебсику доступны не сами «тонкие тела», а их информация. Поэтому он помогает. Иногда может спасти, как меня. Но меня он спас, благодаря Владе и тебе. Благодаря вашим желаниям найти, спасти и видеть живым.
     - Ну, мы все тут желали одно…
     - Юра, не все желания – желания. Ты можешь желать летать, но у тебя получится летать только тогда, когда это действительно желание и нужно тебе. И придет сон с полетом…
     - Слава, а почему у меня получилось тебе помочь?
     - Ты замкнул сущности. Принял часть моей, а я – твоей. Но больше никогда так не делай. Ни ты, ни Влада. Так можно было только мне помочь. Влада смогла так же помочь только тебе, когда ты заболел потом. Вы с ней теперь больше, чем просто супруги. В ней есть частичка твоей сущности, а в тебе – ее. Спасибо тебе за все.
     Он замолчал, потом отошел от меня, спустился вниз, посмотрел на отпечаток своего тела на песке и вернулся обратно. Я следил за ним сверху.
     - Я хотел поговорить с тобой о рисунках, - начал Слава, присаживаясь рядом со мной на краю обрыва. – В башне замка возраст внутренних камней моложе, чем внешних. По идее, в обычном случае должно быть наоборот. 
     - Не согласен, - сказал я. – Башни клали слоями, Нижние слои должны быть древнее верхних.
     - Я не обнаружил этого, - просто ответил Слава. – Проверь.
     - Обязательно, - кивнул я.
     - Так вот, - продолжил Слава. – я в свое время пытался найти сведения о возможном стазисе. Тут или он, или его наведенный чем-то эффект. В доме Петерса и Наташи было одно место, в котором я всегда чувствовал головокружение. На Луне такие ощущения возникали вблизи СВЧ-установок или мощных энергокабелей, поэтому я спросил Петерса и Наташу, нет ли у них случайно такого? Понимаешь, у них младшие-близнецы были слишком башковитые, от них всего можно было ожидать. Со старшим сыном обыскали дом, но ничего не нашли. Тогда я пришел с рамкой, и она показала на орнамент, выложенный у них на полу в холле. Красивый, но странный. Помню, они долго сомневались, но при очередном ремонте его убрали. Головокружение пропало. Но в башне замка я его ощущал.  Такие же рисунки я видел на полу на вокзале, в старой гостинице, но там никакого головокружения у меня не было. Правда, бывал я там гораздо реже, чем у Петерса.
     - Интересно, - задумчиво протянул я.
     - После вашего с Владой эксперимента в Соловье, я прошел с рамкой по всему нашему дому и участку.  Она показала только на круглую полянку. Дом чист.
     - В доме живет Вебсик, - напомнил я. – Он его и держит в чистоте и в порядке.
     - А кто тогда живет на полянке? – спросил меня Слава.
     Я бы и сам хотел знать ответ на его вопрос. 
     - Я думаю, что Вебсик не стал бы рекомендовать перемещать мальчиков с полянки в дом и обратно, если бы на ней было что-то ему чуждое, - предположил я.
     - Логично. А почему он меня остановил, когда я захотел шагнуть на полянку?
     Я этого не знал и пожал плечами.
     - Трудно сказать… Ты, Слава, просто еще не совсем здоров и он тебя бережет. Ты вошел в его Круг, иначе переход на море был бы для тебя закрыт. Не волнуйся только, если чего-то не сможешь сделать. Всему свое время.
     - А  мальчики из его Круга? – спросил Слава.
     Я кивнул.
     Некоторое время мы молчали. Я наслаждался свежестью и простором, думать ни о чем не хотелось. Само все придет. Славино же лицо выражало усиленную работу мысли. Даже морщины на высоком лбу наметились. Но он тоже молчал. У меня возникло ощущение двери, значит, обратно пора.
     - Давай возвращаться, - предложил я, - поднимаясь на ноги.
     Вернулись мы так же просто, как и ушли. Нас никто не спохватился, только Пусь ждал в гостиной. Слава быстро пожал мне локоть  и удалился. А я присел «потрепаться» с Пусем. Но долго побыть вдвоем нам не довелось, в открытую Славой дверь из комнаты Марты просочилось звонко тяфкающее и суетливое потомство с его лохматой мамой… Ну и дальше, сами понимаете… Этой четверке уже дали имена старинных мушкетеров из романа Дюма, который я подсунул Марте во время ее сидения со Славой, а потом им зачитывалась Влада. И даже брелоки повесили на ошейнички, кто есть кто. И сейчас некоему лохматому Порти (Портосу) очень мешала моя кроссовка на ноге, а Ати (Атос) при деятельной поддержке Арми (Арамиса) целенаправленно добирался до моего носа для «целования». Пусь с Джекой легли поодаль и терпеливо ждали, чем же все это закончится… 
     Появление Влады вызвало у всей четверки новый приступ ликования. Шустрый Д’Артаньян, для краткости именуемый «Дарти», принялся кругами носиться под столом, а все остальные, забыв о моей «невкусной» персоне, дружно полезли к Владе на руки.
     - Да, Ваше Владычество, молодежь – это молодежь, - резюмировал я, наблюдая за тем, как она пытается их обнять всех сразу.
     Прежде чем я успел открыть рот и рассказать о нашей со Славой вылазке на море, Влада, пристраивая опоздавшего залезть к ней на руки Дарти, сообщила, что Томас Ри «дошел» до Ростислава Петровича и попросился работать с нами. Ростислав  Петрович вроде возражений не имел, но последнее слово оставил за нами. Влада предлагала узнать мнение Вебсика, все-таки это и его «команда».
     - Дом, Вебсик доступен? - спросил я. Вызов Вебсика через дом по нашему неофициальному этикету означал обсуждение важного вопроса.
     - Я здесь, - довольно скоро отозвался Вебсик.
     - Предлагается взаимодействие с администратором лунопорта Томасом Ри. Он на Луне обнаружил передачу записи от мемориала и исследовал ее источник. Это направление предлагается делать в контакте с ним, запрашиваем мнение Вебсика, - сообщил ему я.
      - Он будет вне Круга, вне защиты, опасно, - ответил Вебсик.
     Ясно, Томаса он не принимал. Мы с Владой переглянулись. Но мы тогда не поняли, что Вебсик имел в виду защиту на Луне…
     - Позвони деду и расскажи, - попросил я Владу. – На Луне Ри может быть нам более полезен, чем тут. А теперь, давай я тебе расскажу о нашей вылазке со Славой.
     - Куда?
     - На наше море.
     - Спасибо тебе, Вебсик! – радостно улыбнулась Влада. – Папа и море – это чудесно!
     - Я рад, - прозвучал ответ.
     Влада внимательно выслушала мой рассказ. Вроде ничего не упустил. Видно было, что мысль о взаимообмене нашими сущностями ей понравилась. На остальную информацию «часть меня» отреагировала спокойно.
     - Спешить нам не нужно, но и не спешить тоже, - сказала она. – Что касается рисунка на полу – сильно сомневаюсь, нельзя же во всяком орнаменте видеть какой-то тайный смысл! Шестиугольник, кстати, в древности был символом человека, а также изоблилия, красоты, гармонии и до кучи всего полезного. Это я в нашем информатории узнала. А правильная треугольная пирамида символизировала структуру мироздания, не много, ни мало, вдумайся только! И как такие вещи на полу дома не изобразить?
     - А на полу вокзала – тем более, - съязвил я.
     - Из того, что ты рассказал, - продолжала Влада, не обратив никакого внимания на мой сарказм, - важно, что Слава на вокзале ничего не ощущал, а мы ощутили, и что он в доме Петерса перестал ощущать после ремонта, и мы не ощущаем. Я весь холл с рамкой прошла. И ничего. А вот в замке мы еще не были.
     Я потряс головой – двадцать третий век и рамка старинного лозоходца…  Такое и представить сложно. Но факт. И время на вокзале ведет себя странно. Запаздывает.
     - Исходи из того, что Слава ощущал головокружение, а замок, дом Петерса и вокзал в Соловье тогда находились на одной прямой, - вставил я. – Один вектор, на котором могли быть промежуточные узлы, если по нему что-то передавалось. И вспомни странную яму от дома, вокруг которой ничего за годы так и не выросло. Как бы нам не пришлось перекатить к ней наш вагон от вокзала и померить… А потом - и к замку.
     - А с другой стороны... -  начала было Влада, но я ее остановил.
     - А с другой стороны, извини, что перебью, если продолжить вектор в горы, то он упирается в тот «четырехугольник», который мы тогда во время собирания разбежавшихся пациентов нащупали, и о котором до сих пор ни слуху, ни духу.
     19
     Я так и не понял, осталась ли в памяти у Славы наша вызлазка на «море» -  он никогда больше о ней не говорил, а я что-то не спрашивал. Озвученный им образ берега, останавливающего волны времени, у меня не сразу превратился в понимание подсказки сути возможного механизма замедления времени. Сам вспомнил Славино сравнение лишь спустя несколько недель, когда Влада одолевала экстерном очередной цикл своей учебы и не могла вернуться к нашим исследованиям, а Ростислав Петрович, наконец, рассекретил обнаруженный нами четырехугольник (ничего особенного, построенное, но совершенно пустое убежище с несколькими подземными ярусами и, что интересно, – никаких следов аппаратуры, припасов, топлива, одни бетонные стены). Я на маленьком коптере попытался спуститься в ущелье на Великой тропе, из которого тогда видел призму. Страховали меня Ион и Зет. Помимо запасного коптера, у них были летательные ранцы.
     Само ущелье мне показалось даже симпатичным. В ширину оно было с полкилометра, заросшее густым ельником. Текла тут извилистая речушка метра два-три шириной. В одном месте ельник редел, русло реки делало петлю и образовало небольшой бережок. На него я и посадил свою машину.
     Посмотрел вверх. Тумана сегодня не было, высоко наверху между почти отвесными склонами была четко очерчена полоса голубого неба. Солнце сюда могло попасть только в полдень, если бы вылетел чуть раньше, то застал бы.
     - Достиг, - сказал я в коммуникатор. – Приступаю к замерам. 
     На самом деле приступать к ним было еще рано. Я  осмотрел маленький бережок. Что-то в нем было неуловимо знакомое… А, вот что, понял! Пенек у воды, поваленный ствол – как на озере у поселка. Не хватало только Вебсика, приехавшего на Джеке «ловить рыбу»… Это воспоминание даже развеселило. Вытащил свой рюкзак с хронометром и другими контрольными «предметами».  Расставил их, постелил на камешки у самой воды толстую «пенку», растянулся на ней. Глубоковато, конечно, но хорошо, тихо так… Снизу видно, что под елками и травы никакой нет, одна хвоя.
     День был выбран не случайно. По сведениям Ростислава Петровича, лично курировавшего данное открытие, сегодня с тропы из ущелья можно было увидеть пирамиду. Ради чего я, собственно,  в него и забрался со всеми «побрякушками»: посмотреть изнутри и «поймать» замедление хода времени, если получится. Вместо Влады, защищавщей именно сегодня очередную курсовую с показом новой модернизации своей Дебби, меня сверху «пасли» близнецы. Ну и, как у меня часто бывало, мирное и безмятежное состояние было нарушено прилезшим откуда-то воспоминанием Славиного сравнения, что берег останавливает волны времени: «Вот тихая река, чуть заметные волны, вот берег, пенек, упавший ствол. Время остановлено, время остановлено…»
     Чушь, и еще раз чушь! Все не так! Простой пример. Скоростной электрокар несется по дороге. Если я стою на обочине, то он пронесется за мгновение. Если я отойду от дороги на расстояние, то успею проследить за ним взглядом. Он словно «поедет» медленнее. Так и время. Если я отойду от него на расстояние, то оно «замедлится»… Берег не замедляет время, он только отделяет меня от него. Если я стою рядом с речкой, то она течет быстро. Если отойду от нее, то мне будет казаться, что речка течет медленнее. Но только казаться! И только мне.
     Пикнул коммуникатор.
     - Начинается, - сказал голос Иона.
     Я посмотрел вверх. Вот оно что! Из каких-то, не видимых мне за деревьями, точек в глубине ущелья поднялись вверх три полупрозрачных скрещивающихся луча, Там, в вышине, между ними образовывалась заметная на фоне неба дымка, а косое солнце создавало в ней видимость грани пирамиды. Все мое существо жаждало полета, я готов был бросить все, чтобы взлететь туда вверх, к вершине… Краем глаза я заметил, что медленный бег волн на изгибе речки совсем остановился…
     Сколько это продолжалось – не знаю. И когда кончилось, то стало грустно. Я медленно скатал «пенку», собрал свои «предметы»  и повел коптер наверх.
     Наверху вместо двух близнецов и их коптера, «притертого» к скале, меня ждала мигающая огоньками аппаратура и  альпинистская палатка, из которой на шум винтов выглянул Ростислав Петрович.
     Увидев меня, он тут же схватился за коммуникатор.
     - Вернулся, - передал он кому-то, - Жив-здоров вроде. Отбой тревоги.
     Я отсутствовал три дня. По «моему» времени – час с небольшим. Я толком не успел ничего рассказать, как прилетела Влада с близнецами. И за что мне от нее тогда влетело, а?
     Вообще, интересно. Как только возникла «пирамида», близнецы перестали меня видеть. И не только они – приборы тоже. Через контрольный срок (два часа) они подняли тревогу, но благоразумно не стали ее транслировать на дом, а оповестили Ростислава Петровича. Тот вскоре прибыл, наплел что-то  успокоительное Марте и Владе. Ростислав Петрович настоял, что дежурить в палатке будет сам и один. Через три дня пирамида «растаяла» и я вернулся. Все очень просто.
     Приборы зафиксировали возрастающую напряженность геомагнитного поля, подземные скрипы и эфирные помехи. Было такое впечатление, будто здесь «ворочалось» нечто огромное и неуклюжее. А я там, внизу, ничего не почувствовал. Там все тихо было.  
     Интересно, что приборы, установленные на вокзале в центре шестиугольника на полу тоже зафиксировали энергетический рост фона, причем строго по вектору на ущелье.
     С меня потребовали подробный отчет, и я «убил» на его составление полдня. Влада от меня  не отходила ни на шаг, словно боясь, что я опять исчезну. О Пусе и говорить нечего – так и диктовал с ним на коленях. После моего возвращения наша четверка «мушкетеров» меня тщательно обнюхала и решила переселиться от Марты со Славой в  нашу спальню. Мне даже интересно стало, чем это я там таким «приворожительным» провонял?.. Смех смехом, а кровать пришлось нам менять на более просторную. На Дебби спали только Пусь и Джека, другим не полагалось, вот они и «присоседились» к нам с Владой.
     На пару дней мы с Владой и Пусем переехали в город, где моя тушка и все, что к ней прилагалось, поступили в безраздельное распоряжение Саши Ивина и его лаборатории. Такого обследования я отродясь не помню! На второй день я просто взвыл от всего этого, и, видимо, настолько натурально, что был тотчас отпущен и привезен Владой и Пусем домой. За это время Влада успела «обжить» городскую квартиру, вернув ей уют и тепло дома, а Пусь вдоволь насладился соседством Витьки.
     После наступило затишье.
     Оно было нарушено только возвращением в Загорный Наташи, матери наших близнецов. Она оказалась очень симпатичной женщиной. Мы с Владой боялись, что ей тяжело будет видеть свой прежний дом в чужих руках, но она  все восприняла легко и даже с интересом. Марта, как и хотела, предложила ей свой  дом в поселке. Как я и предполагал, творческое наследие Петерса в тот дом не влезало никак, поэтому там разместили временную выставку, а под основную экспозицию мэрия заказала новый трехэтажный общественный блок. Это такой дом-трансформер. В ведение Наташи опять поступил учебный класс. Работы в нем было немного, поскольку жители поселка, хотя и вернулись сами, но детей возвращать не спешили.
     В один из вечеров мы с Владой навестили Наташу. Сидя в низких креслах вокруг такого же низкого столика с настоящим медным «прадедовским» самоваром с гербом на пузатом боку, чашками ароматного чая из трав собственного сбора и вазочками с «плетеным» печеньем собственного приготовления, мы, наконец, услышали от нее историю орнамента на полу холла.  
     У прадеда Петерса по материнской линии был родич-краснодеревщик, который клал паркет во многих домах округи, возможно, что в гостинице и на вокзале тоже. В холле дома была точно его работа. Жил этот родич в Соловье, в заброшенном маленьком домике путевого обходчика, приютившемся около станционного тупика (Как раз, когда мы с Владой там были, то наш вагон сначала и стоял в том тупике напротив этого домика. Кто бы знал, заглянули бы обязательно!). Держал там нескольких кур и большого красного петуха бойцовской породы, с мощным клювом, этот петух дом лучше любой собаки охранял. «Пиней» его звали. Теплыми вечерами этот родич со своим Пиней на руках подолгу сидел на лавочке перед домиком и любовался закатами - в Соловье они особенно красивые. 
     С этим родичем и его курами была связана странная история. Он не пил, но уходил в длительные отлучки и пропадал порой несколько месяцев. Куры его с ним исчезали. Возвращался он из таких отлучек полным энергии и словно помолодевшим. Всем говорил, что «ходил в горы», а гор тут хватало. По заказу клиентов он выкладывал на полу особый орнамент, «притягивающий» в дом из гор гармонию, здоровье и долголетие. Такой орнамент был выложен и в холле дома Петерса.
     И вот однажды он умер. Нашли его утром на полу в здании вокзала, лежал он на спине в центре шестиугольника и лицо у него было молодое-молодое, а рядом с ним сидел грустный-грустный петух. После похорон хозяина, хотели было кур и петуха забрать, но их уже в домике обходчика не оказалось. Только говорили, что несколько лет после в горных долинах иногда слышался голосистый петушиный крик…
     - Так примерно мне Петерс и рассказал про него, - закончила Наташа и тихо улыбнулась. – Уехали мы из дома, вот и не стало быстро Петерса. Я бы не уехала, но так нужно было детям. Я сама настояла на том, чтобы увезти детей.
     - А что такого случилось, Наташа? – осторожно спросил я. – В чем причины?
     Она посмотрела на нас с Владой и опустила глаза. Было видно, что в ней идет какая-то борьба.
     - Я стала бояться, - тихо произнесла она. – Старший сын, Олег, к тому времени уехал учиться, муж был поглощен только живописью и горами, а дети стали выходить из-под контроля. И когда нам вдруг предложили их обучать в колледже СБ, то поставили условие – отъезд в долину.  А потом был один случай, я расскажу…
     … В тот день Наташа раньше обычного пришла домой. Поднявшись наверх, она услышала голоса своих сыновей из комнаты, в которой была устроена мастерская Петерса. Они с кем-то разговаривали. Наташа тихо подошла к двери и прислушалась. Близнецы хором будто читали какое-то заклинание, упоминая про какой-то «круг» и обращаясь к «Вебсику». Про этого «Вебсика» Наташа в мэрии была наслышана. Слава Серегин, недавно переизбранный вновь мэром их поселка, высказывался по адресу присылаемых и подписанных Вебсиком «петиций» не раз, но – странное дело – так или иначе они выполнялись. 
     Вдруг голоса стихли. Марта заглянула в комнату. Дети в оцепенении стояли перед какой-то «нечеловеческой рожей», возникшей на картине, и очнулись только, когда она пропала. Все распросы ничего не дали, и в душе Марты поселился страх. И решимость уехать.
     Мы с Владой переглянулись. Было видно, что наши офицеры так ничего матери и не рассказали.
     - Вебсик существует, Наташа, поверьте мне, он спас Марту и Славу и нам сейчас много помогает. Это существо иного мира, мы не можем его вообразить даже, - сказал я. – Ваших детей он защищает, это сложно так сразу объяснить, но это так. У вас очень славные мальчишки. Кстати, эту «нечеловеческую рожу» они ему сами придумали.
     - Тетя Наташа, - поддержала меня Влада, - Юра прав, Вебсик нам друг, не нужно его опасаться.
     Вышло у нас наивно, конечно, но как есть. Мы твердо пообещали, что расскажем про Вебсика ей все, что можем, но позже. Наташа немного успокоилась. Отчасти ее убедило наше заверение, что Слава Серегин с Вебсиком теперь «дружит», а Марта вообще как к внуку относится. Но мы оказались в затруднительном положении: у нас тут по сути спецоперация СБ идет, о которой жителям поселка знать и не надо…
     Наташа разрешила все сама:
     - Вы ребята, не волнуйтесь, я не болтлива, понимаю, что не просто так мои дети тут служат. Только бы это для вас всех не опасно было. Не беспокойтесь.
     Славная у близнецов мама.